Верховный комиссар ООН по правам человека Мишель Бачелет обнародовала на прошлой неделе доклад о правах человека в китайском регионе Синьцзян. Документ критикует кампанию КНР по борьбе с экстремизмом и приравнивает нарушения прав уйгуров к преступлениям против человечности. Разбираемся, какую политику Китай проводит в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, зачем ассимилируют уйгуров и как будет развиваться ситуация
Что такое Синьцзян и почему у него особый статус
Синьцзян-Уйгурский автономный район (СУАР) расположен на дальнем западе китайской границы и в XIX веке был известен под названием «Восточный Туркестан». Он напрямую примыкает к Центральной Азии и является родиной для многих тюркоязычных народностей. Уйгуры — титульная и наиболее многочисленная национальность Синьцзяна: они составляют чуть меньше половины населения региона, а их численность — около 12 млн человек. Исторически они находились на периферии китайского культурного влияния, то есть их традиции и образ жизни существенно отличаются от тех, что можно наблюдать на большей части Китая. Само название «Синьцзян» в переводе с китайского означает «новый рубеж».
Синьцзян — одна из пяти национальных автономий, которые Конституция КНР приравнивает к статусу провинций. Когда китайские коммунисты взяли власть в середине прошлого века, партийное руководство избрало курс на продвижение национального самосознания малых народностей. Для 55 национальных меньшинств, включая уйгуров, была разработана система привилегий: налоговые льготы, более мягкие нормативы планирования семьи, квоты при поступлении в вузы и при трудоустройстве. Внутри территорий-нацавтономий было даже разрешено использовать национальные языки в качестве вторых государственных, в школах появились специальные программы двуязычного обучения, а руководящий пост обязательно должен занимать представитель титульной национальности.
Почему и как изменилась национальная политика Китая
В течение десятилетий такая либеральная национальная политика оставалась магистральной линией КНР. Власти часто поощряли культуру малых народов: печатали книги на местных языках, снимали фильмы, популяризировали традиционные ритуалы. На развитие национальных окраин последовательно шли многомиллиардные бюджетные транши для строительства высокоскоростных железных дорог, аэропортов, цифровой инфраструктуры.
Малые народности в среднем живут хуже и беднее, чем ханьцы (этнические китайцы), несмотря на такую «позитивную дискриминацию». Надо при этом понимать, что в Китае 55 нацменьшинств, и было бы упрощением считать, что все они похожи друг на друга. Так, народности, интегрированные в городскую ханьскую среду (например, монголы, корейцы, многие южные этносы) уже давно не отстают по основным показателям качества жизни от китайцев. С меньшинствами, которые живут в труднодоступных районах или на окраинах, ситуация обстоит иначе: часто они плохо говорят на китайском языке и не могут работать и из-за этого продолжают традиционный образ жизни и замыкаются внутри своих сообществ, их уровень доходов и качество жизни (доступ к медицине, продуктам и прочим благам цивилизации) ниже. На этой почве возникают проблемы с наркотиками и преступностью, а имущественное неравенство наслаивается на национализм.
В последние годы в КНР широкая общественность и интеллектуалы жестко критикуют национальную политику «советского типа». По их мнению, привилегии по широкому национальному признаку потеряли смысл, потому что уже далеко не все нацменьшинства живут в крайней бедности, как раньше. А искусственное сохранение национальных культур только тормозит вхождение малых народностей в ханьскую среду и консервирует их коллективное самосознание.
На официальном уровне прежний курс в национальной политике не осуждают, но нынешний китайский председатель Си Цзиньпин сделал в нем заметный поворот. Общим местом теперь стали заявления, что развитие национальных окраин должно сопровождаться работой по консолидации китайской нации. На практике это главным образом выражается в популяризации китайского языка и культуры: двуязычное обучение в школах и университетах заменяется преподаванием на китайском, а государство активно тиражирует ханьские ритуалы.
В большинстве регионов эти реформы воспринимают спокойно, потому что практическая польза от знания национальных языков не поддается сравнению с перспективами, которые открывает китайский — без него по большому счету невозможно получить достойное образование и построить карьеру. Ассимиляция встречает отпор только там, где межэтнические барьеры между местной и ханьской культурами проявляются наиболее явно. Так, несколько лет назад во Внутренней Монголии тысячи жителей вышли на уличные протесты после новостей об отмене двуязычного образования, а в Тибете и Синьцзяне межэтнические трения много десятилетий граничат с насилием.
Из-за чего возникла напряженность в Синьцзяне
Исторически Синьцзян устанавливал рекорды по показателям абсолютной бедности в Китае. Когда в 1980-х начались рыночные реформы, в богатый ресурсами регион хлынули потоки ханьцев. Модернизация Синьцзяна стала возможной во многом благодаря внутренней миграции из развитых провинций. Однако параллельно с развитием из-за столкновения культур начались и проблемы.
Уйгуры исповедуют ислам и не едят свинину, а для современных китайцев она составляет основу пищевого рациона. Большая часть ханьцев концентрируется в городах на севере, а уйгуры — в сельских районах на юге. Уйгуры говорят на своем языке и пишут не иероглифами, а арабской вязью. Из китайцев мало кто понимает уйгурский язык, а среди уйгуров до последнего времени далеко не каждый мог свободно выражаться на распространенных диалектах китайского.
Более того, львиная доля уйгуров не могла в полной мере воспользоваться плодами модернизации. Квалифицированные ханьцы заняли новые рабочие места в городах и оставили уйгурам нишу дешевой рабочей силы. В среднем в коммерческом секторе заработок этнических китайцев в Синьцзяне в два раза превышал зарплаты уйгуров.
На фоне этих процессов многие уйгуры начали тяготеть к радикальному исламу. В 1990-х они начали сплачиваться вокруг мусульманских школ и устраивать стихийные погромы и теракты. В 2009 году в Урумчи, административном центре Синьцзяна, уличные бои между ханьцами и уйгурами унесли жизни 140 человек. А в первые годы правления Си Цзиньпина акты кровопролития на межэтнической почве, следы которых вели в Синьцзян, приняли систематические формы — было зарегистрировано 50 случаев. Самыми громкими стали подрыв внедорожника в центре Пекина в 2013 году и резня на вокзале южного города Кунмин в 2014-м.
Трения между ханьцами и уйгурами создали много проблем для китайского руководства, и в середине 2010-х в «уйгурском вопросе» было решено поставить точку. Си Цзиньпин призвал бороться с экстремизмом «без пощады» и «с помощью диктаторских методов». Улицы синьцзянских городов заполонили стационарные полицейские станции, а столбы и стены зданий усеяли камерами с продвинутыми технологиями распознавания лиц. Штатное расписание органов общественной безопасности в Синьцзяне расширилось в 13 раз.
Доклад ООН о том, как Пекин «перевоспитывает» уйгуров
Центральным инструментом «умиротворения» Синьцзяна являются «лагеря перевоспитания». С 2017 года в публичном поле начала появляться информация о том, что там в заточении держат десятки тысяч уйгуров. Основываясь на официальных документах КНР, показаниях свидетелей и материалах исследователей, доклад Управления ООН по правам человека подводит черту под сведениями, которые были известны об этих местах.
Китайские власти признали существование центров в 2018 году — официально их именуют «учебно-тренировочными центрами профессиональной подготовки». Программные документы КНР по этому вопросу утверждают, что главная задача центров — проводить профилактику радикализма через приобщение к труду и китайскому языку, ведь, как говорят разработчики этой программы, многие уйгуры обращаются к экстремизму из-за трудностей найти работу в общественно-полезном секторе. Прошедшие «переобучение» при этом сообщают, что во время заключения им запрещают говорить на родном языке и заставляют отречься от исламской религии. ООН оценивает общее число заключенных за все годы в один миллион человек.
Согласно китайским нормативным актам, на которые ссылается доклад ООН, в «лагерь перевоспитания» можно попасть в качестве альтернативы тюремному сроку как по решению суда, так и без него. Для этого достаточно, чтобы человека «подстрекали, принуждали или склоняли к участию в экстремистской деятельности». Список критериев экстремизма составлен из более чем 70 пунктов и якобы включает такие действия, как, например, скачивание WhatsApp (заблокирован в Китае), подача документов на загранпаспорт, ношение бороды или многодетность. Срок принудительного заключения обычно составляет от двух до 18 месяцев. На спутниковых снимках видно, что территория центров обнесена стенами со сторожевыми вышками, а здания охраняет вооруженная охрана. Многие из опрошенных ООН уйгуров утверждают, что к заключенным в лагерях применяют грубую силу и мучают: пытают водой, бьют, морят голодом и не дают спать.
Чем все это закончится для уйгуров
Доклад Управления ООН по правам человека не сообщает ничего нового о происходящем в Синьцзяне по сравнению с журналистскими расследованиями, которые в большом количестве публиковались последние пять лет, а некоторые темы вроде слухов о подневольном труде и насильственной стерилизации уйгуров и вовсе затрагивает весьма косвенно. После него вряд ли стоит ожидать масштабных международных санкций, хотя все больше западных демократий, вероятно, могут пойти на принятие нормативных актов об ограничении поставок продукции, произведенной в Синьцзяне. Так, например, в конце прошлого года в США приняли закон, полностью запрещающий импорт из этого региона. Вместе с тем текст доклада выдержан в жестких формулировках, а сам факт сопоставления китайских действий с преступлениями против человечности в докладе Организации Объединенных Наций — немаловажный символический шаг.
Доклад призывает Китай немедленно освободить всех граждан, которых насильно держат в неволе, и рекомендует Пекину обеспечить соблюдение прав человека в Синьцзяне. В КНР осудили публикацию доклада, назвав его «клеветой», которую сфабриковали антикитайские силы из США и других западных стран. Пекин не раз заявлял, что политика в отношении Синьцзяна проводится в полном соответствии с «верховенством закона» и способствует стабильности и процветанию в регионе.
Некоторые обозреватели-китаисты полагают, что если бы доклад вышел на несколько лет раньше, то Китай испытал бы большее давление и вынужден был бы смягчить свою политику в отношении уйгуров. Тем не менее во время недавнего визита в Синьцзян китайский председатель Си Цзиньпин только похвалил работу по дерадикализации региона и призвал «еще активнее укреплять коллективное самосознание китайской нации». Это означает, что в принципиальном отношении курс на добровольно-принудительную ассимиляцию национальных меньшинств будет, по всей вероятности, сохранен — независимо от международных ограничений и осуждающих документов. По плану властей Китая уйгуры, как культурно-историческая общность, должны быть слиты с китайским этносом в плавильном котле «лагерей перевоспитания», и от своих планов они отходить в ближайшее время, судя по всему, не намерены.